Неточные совпадения
— Хорош у тебя ящик,
отец мой, — сказала она, подсевши к нему. — Чай, в Москве
купил его?
— А, так вы покупщик! Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево, а вот ты бы,
отец мой, у меня, верно, его
купил.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув рукою, вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор
отца с матушкой. Они говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно
купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет дорога?
— Ну, вот тебе беспереводный рубль, — сказала она. Бери его и поезжай в церковь. После обедни мы, старики, зайдем к батюшке,
отцу Василию, пить чай, а ты один, — совершенно один, — можешь идти на ярмарку и
покупать все, что ты сам захочешь. Ты сторгуешь вещь, опустишь руку в карман и выдашь свой рубль, а он опять очутится в твоем же кармане.
Мать сидела против него, как будто позируя портретисту. Лидия и раньше относилась к
отцу не очень ласково, а теперь говорила с ним небрежно, смотрела на него равнодушно, как на человека, не нужного ей. Тягостная скука выталкивала Клима на улицу. Там он видел, как пьяный мещанин
покупал у толстой, одноглазой бабы куриные яйца, брал их из лукошка и, посмотрев сквозь яйцо на свет, совал в карман, приговаривая по-татарски...
— Долго ли до греха? — говорили
отец и мать. — Ученье-то не уйдет, а здоровья не
купишь; здоровье дороже всего в жизни. Вишь, он из ученья как из больницы воротится: жирок весь пропадает, жиденький такой… да и шалун: все бы ему бегать!
А меня
отец Анфим учил деток любить: он, милый и молчащий в странствиях наших, на подаянные грошики им пряничков и леденцу, бывало,
купит и раздаст: проходить не мог мимо деток без сотрясения душевного: таков человек.
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный его
отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем,
купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после
отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и
отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
Голубушки-подружки, поглядите!
Отец, гляди, в слезах твоя
Купава!
Тоска ее за горло душит, сухи
Уста ее горячие; а он —
С разлучницей, веселый, прямо в очи
Уставился, глядит, не наглядится.
После Карла Ивановича являлся повар; что б он ни
купил и что б ни написал,
отец мой находил чрезмерно дорогим.
Отцу моему досталось Васильевское, большое подмосковное именье в Рузском уезде. На следующий год мы жили там целое лето; в продолжение этого времени Сенатор
купил себе дом на Арбате; мы приехали одни на нашу большую квартиру, опустевшую и мертвую. Вскоре потом и
отец мой
купил тоже дом в Старой Конюшенной.
В одном-то из них дозволялось жить бесприютному Карлу Ивановичу с условием ворот после десяти часов вечера не отпирать, — условие легкое, потому что они никогда и не запирались; дрова
покупать, а не брать из домашнего запаса (он их действительно
покупал у нашего кучера) и состоять при моем
отце в должности чиновника особых поручений, то есть приходить поутру с вопросом, нет ли каких приказаний, являться к обеду и приходить вечером, когда никого не было, занимать повествованиями и новостями.
Между прочим, Витберг хотел
купить именье моего
отца в Рузском уезде, на берегу Москвы-реки. В деревне был найден мрамор, и Витберг просил дозволения сделать геологическое исследование, чтоб определить количество его.
Отец мой позволил. Витберг уехал в Петербург.
В Вятке он уже
купил не одну, а трех лошадей, из которых одна принадлежала ему самому, хотя тоже была куплена на деньги моего
отца.
Опрыскавши комнату одеколоном,
отец мой придумывал комиссии:
купить французского табаку, английской магнезии, посмотреть продажную по газетам карету (он ничего не
покупал). Карл Иванович, приятно раскланявшись и душевно довольный, что отделался, уходил до обеда.
В 1830 году
отец мой
купил возле нашего дома другой, больше, лучше и с садом; дом этот принадлежал графине Ростопчиной, жене знаменитого Федора Васильевича.
Или обращаются к
отцу с вопросом: «А скоро ли вы, братец, имение на приданое молодой хозяюшки
купите?» Так что даже
отец, несмотря на свою вялость, по временам гневался и кричал: «Язвы вы, язвы! как у вас язык не отсохнет!» Что же касается матушки, то она, натурально, возненавидела золовок и впоследствии доказала не без жестокости, что память у нее относительно обид не короткая.
Купил ему небольшой домик для житья, отсчитал сорок тысяч (ассигнациями) и взял с него форменную бумагу, что он родительским благословением доволен и дальнейших претензий на наследство после
отца предъявлять не дерзнет.
Пробывши в безвестной отлучке три года, он воротился домой. Предсказание
отца сбылось: беглец принес в пользу церкви около трехсот рублей. Это всех обрадовало и даже отчасти примирило с ним матушку. Все равно не минешь новый колокол
покупать, и, если недостанет церковных денег, придется своих собственных добавлять, так вот Сатиров-то сбор и пригодится…
Колокол этот весит всего десять пудов, и сколько
отец ни настаивает, чтоб
купили новый, но матушка под всякими предлогами уклоняется от исполнения его желания.
— Эге! Хватился! Только и остался портрет
отца, и то я его этой зимой на Сухаревке
купил.
Звали его Мамертом, или, уменьшительно, Мамериком, и вскоре на дворе стало известно, что это сирота и притом крепостной, которого не то подарил Уляницкому
отец, не то он сам
купил себе у какого-то помещика.
— Что же деньги — и деньгами
отца с матерью не
купишь.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность
отцу он теперь
выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Я
купил имение, где дед и
отец были рабами, где их не пускали даже в кухню.
Если бы
отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай
купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.
Мы
покупали три золотника чая, осьмушку сахара, хлеба, обязательно — шкалик водки
отцу Язя, Чурка строго приказывал ему...
В Андрее-Ивановском я видел чрезвычайно красивую татарку 15 лет, которую муж
купил у ее
отца за 100 рублей; когда мужа нет дома, она сидит на кровати, а в дверь из сеней смотрят на нее поселенцы и любуются.
— Эй ты, пень березовый! — остановил ее
отец. — Стой, дура, выслушай перво… Водки
купишь, так на обратном пути заверни в лавочку и
купи фунт колбасы.
Встреча с
отцом в первое мгновенье очень смутила ее, подняв в душе детский страх к грозному родимому батюшке, но это быстро вспыхнувшее чувство так же быстро и улеглось, сменившись чем-то вроде равнодушия. «Что же, чужая так чужая…» — с горечью думала про себя Феня. Раньше ее убивала мысль, что она объедает баушку, а теперь и этого не было: она работала в свою долю, и баушка обещала
купить ей даже веселенького ситца на платье.
— Мне
отец обещал
купить ружье, — утешал ее Вася. — А кровь — это пустяки.
Схоронив три года тому назад своего грозного
отца, он не расширял своей торговли, а
купил более двух тысяч десятин земли у камергерши Меревой, взял в долгосрочное арендное содержание три большие помещичьи имения и всей душой пристрастился к сельскому хозяйству.
Отец знал настоящую их причину и сказал Миронычу: «Надо построже смотреть за кожевниками: они
покупают у башкирцев за бесценок кожи с дохлых от чумы коров, и от этого у вас в Парашине так часты падежи».
Мать, в свою очередь, пересказывала моему
отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или
покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
После этого начался разговор у моего
отца с кантонным старшиной, обративший на себя все мое внимание: из этого разговора я узнал, что
отец мой
купил такую землю, которую другие башкирцы, а не те, у которых мы ее
купили, называли своею, что с этой земли надобно было согнать две деревни, что когда будет межеванье, то все объявят спор и что надобно поскорее переселить на нее несколько наших крестьян.
Здоровье матери было лучше прежнего, но не совсем хорошо, а потому, чтоб нам можно было воспользоваться летним временем, в Сергеевке делались приготовления к нашему переезду:
купили несколько изб и амбаров; в продолжение Великого поста перевезли и поставили их на новом месте, которое выбирать ездил
отец мой сам; сколько я ни просился, чтоб он взял меня с собою, мать не отпустила.
Возвращаясь с семейных совещаний,
отец рассказывал матери, что покойный дедушка еще до нашего приезда отдал разные приказанья бабушке: назначил каждой дочери, кроме крестной матери моей, доброй Аксиньи Степановны, по одному семейству из дворовых, а для Татьяны Степановны приказал
купить сторгованную землю у башкирцев и перевести туда двадцать пять душ крестьян, которых назвал поименно; сверх того, роздал дочерям много хлеба и всякой домашней рухляди.
Вихров велел им обоим замолчать и позвал к себе того высокого мужика,
отец которого
покупал Парфена за свое семейство в рекруты.
— Нет, в самом деле, — подхватил Ихменев, разгорячая сам себя с злобною, упорною радостию, — как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки для полного бонтону
купить да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец,
отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
— Прошу, ваше превосходительство, извинить: еще времени не избрал помады
купить! — оправдывался
отец Алексей.
Те думали, что новый смотритель подарочка хочет, сложились и общими силами
купили две головки сахару и фунтика два чаю и принесли все это ему на поклон, но были, конечно, выгнаны позорным образом, и потом, когда в следующий четверг снова некоторые мальчики не явились, Калинович на другой же день всех их выключил — и ни просьбы, ни поклоны
отцов не заставили его изменить своего решения.
— Так. И чайник, и бурку, и казанок с треногой, и суму переметную пойдем
купим. До поезда еще часа два. А потом в вагон и ко мне на хутор, а маршрут мы вам с
отцом составим, он все знает.
— Нет, уж ты можешь
покупать себе крепостных крестьян у кого тебе угодно, только не у меня… Я раз навсегда тебе сказала, что ни одной копейки не желаю более проживать из состояния покойного
отца.
Тогда старики Сусловы пошли бродить по разным селам и деревням, чтобы найти для сына своего духовного и крестного
отца, и встретился им на дороге старец велий, боголепный, и это был именно Капитон Филиппович, который Сусловым окрестил их сына, принял его от
купели и нарек Иисусом Христом…
Маланья, не получившая от родителя ни копейки из денег, данных ему Ченцовым, и даже прибитая
отцом, задумала за все это отомстить Аксинье и барину, ради чего она набрала целое лукошко красной морошки и отправилась продавать ее в Синьково, и так как Екатерина Петровна, мелочно-скупая, подобно покойному Петру Григорьичу, в хозяйстве, имела обыкновение сама
покупать у приходящих крестьянок ягоды, то Маланья, вероятно, слышавшая об этом, смело и нагло вошла в девичью и потребовала, чтобы к ней вызвали барыню.
— Да, нарвался такой, что, видно, бога не боялся, отца-мать не почитал; наказал его господь, —
купил.
Ведь стоит только человеку нашего времени
купить за 3 копейки Евангелие и прочесть ясные, не подлежащие перетолкованию слова Христа к самарянке о том, что
отцу нужны поклонники не в Иерусалиме, не на той горе и не на этой, а поклонники в духе и истине, или слова о том, что молиться христианин должен не как язычник в храмах и на виду, а тайно, т. e. в своей клети, или что ученик Христа никого не должен называть
отцом или учителем, стоит только прочесть эти слова, чтобы убедиться, что никакие духовные пастыри, называющиеся учителями в противоположность учению Христа и спорящие между собою, не составляют никакого авторитета и что то, чему нас учат церковники, не есть христианство.
— Прельстил он меня, как девица. А дела у него нет, и жить ему нечем.
Отцово всё описано за долги и продано. Сухобаев
купил. Да. Определил я его.
В городе довольно поговорили, порядили и посудили о том, что молодые Багровы
купили себе дом и живут сами по себе. Много было преувеличенных и выдуманных рассказов; но Алексей Степаныч угадал: скоро узнали настоящую причину, отчего молодые оставили дом
отца; этому, конечно, помог более всего сам Калмык, который хвастался в своем кругу, что выгнал капризную молодую госпожу, раскрашивая ее при сей верной оказии самыми яркими красками. Итак, в городе поговорили, порядили, посудили и — успокоились.
Когда
отец женился во второй раз, муштровала меня аристократическая родня мачехи, ее сестры, да какая-то баронесса Матильда Ивановна, с коричневым старым псом Жужу!.. В первый раз меня выпороли за то, что я,
купив сусального золота, вызолотил и высеребрил Жужу такие места, которые у собак совершенно не принято золотить и серебрить.